Страницы истории Кумыснополянского массива и его ближайших окрестностей


Статья к объекту: 

Фрагмент воспоминаний Г.М. Ветвицкого  о Кумысной поляне и усадьбе в Рокотовке

            Объездчик Василий Прокофьевич Лазарев был грузным и ширококостным, коренастым мужчиной с широкой рыжей бородой. Он основал свое хозяйство в дачной местности, где служил уже давно и имел семь коров, посевы ржи и пшеницы, двух лошадей и полукровного двухгодовалого  жеребчика Любчика.
Любчик был холеный, красивой темно-гнедой масти с белой лысиной на лбу, на шейном ремне позвякивал бубенчик.  Шерсть его лоснилась от скребницы и щеток, вид у Любчика был веселый, а сам он - рослый и резвый, помесь орловской породы. Его выводили на лужок и мальчишки собирались вокруг любоваться молодой лошадью. Любчик имел своих хозяев Петьку и Васятку- сыновей объездчика. Подростки, с малых лет они выполняли все сельскохозяйственные работы в отцовском хозяйстве - от сенокоса до уборки и обмолота хлебов.
Молочным хозяйством ведала жена объездчика Евгенья и две дочери: взрослая Вера-невеста, и младшая – Шура.
Коровы у них были тучные, паслись они на лесных полянах, где росли отборные душистые травы и цвели свежей зеленью мягкие листочки молодых побегов, разросшихся кустами.
            Дачная местность расположена была на большой поляне, окруженной  высокими  лиственными  лесом и занятой постройками  лишь с краю.
Вся площадь  большой поляны представляла собою луга и служила выпасом для лошадей. Это были кобылицы - собственность кумысного заведения, принадлежавшего татарам. Поголовье их доходило до пятидесяти-шестидесяти лошадей.
            Татарин в белом фартуке и в таком же колпаке обходил кобылиц с подойником. К нему ловко подводили жеребят, умело выбирая их из жеребятника, построенного в противоположном конце поляны у дальней березовой рощи.
Жеребенок, завидев мать, звонко заливался ржанием и его глаза горели, а та поначалу не отвечала ему. Потом ржанье становилось коротким, обрывистым, мать обнюхивала жеребенка, его тыкали мордой в вымя и он принимался сосать, но его отрывали, держа за шею и хвост, а доение продолжалось в подойник. Молоко било в белую жесть сильными струями и пенилось, кобыла спокойно помахивала головой. От неё отгоняли оводов.
Объездчик был мужиком крутого нрава, выезжал на объезд с берданкой, и суровый его вид не обещал пощады нарушителю порядка в государственных лесных дачах.
Мужики-крестьяне, жившие на много верст вокруг,  сильно побаивались его и подчиненных ему лесников, сторожки которых стояли  по своим участкам: обычно тотчас же за жильем за деревней, за дачками, на окраинах лесов.
Леса вокруг росли могучие, преимущественно дубовые и березовые вперемежку с липой, кленом и орешником.
Местность эта - сухая, здоровая -  была плоскогорьем и славилась курортно-санаторным своим значением для туберкулезных больных. Называлась она «Большой кумысной поляной» и была излюбленным местом почти одних и тех же постоянных  дачников, посещавших её из года в год и свыкшихся с чистым здоровым воздухом, с кумысолечением, окружающей тишиной, простором, громадными лесами.
По прямой проезжей дороге вниз с горы до города  было семь верст, но кроме этого  к Поляне  подходила линия дачного трамвая (двенадцатая конечная остановка), обходившая дачные поселки вокруг гор.                                                                      
            Владел дачами капитан Ветвицкий, живший здесь  с женой Варенькой , черноглазой и смуглой. Астрахань, откуда они недавно переехали, была томна, мутна рыбьим запахом, жгла звонкими жарами, изнуряла малярийными поветриями.  Покинув её и проехав вверх по Волге, они побывали и в Самарских песках, и в Симбирских горах, но нигде им так не приглянулось, как в столетних дубовых лесах с узкими тропами, раскинутых по горам, окружавшим Саратов.
С высокой горы простирались далекие виды на большой каменный город и величественную Волгу, а позади начинались леса.
Проезжая дорога уходила просекой внутрь и выходила на Баландинский тракт. Вдаль бежали телефонные столбы, чудо-провода. Окованные колёса телег и бричек то громыхали,  то мягко тонули в пыли. Ржали лошади и пели волжские песни возчики, проезжая лужицы, или заунывно тянули свои молитвы татары, но ничто не могло заглушить звонкого щебетания птиц: "виц-виц" трясогузки, свиста синицы, пения удода, перепелки, утицы, зяблика. А в небе парил орел.
Начинавшаяся  тотчас за дачами березовая роща в полуверсте спускалась к родникам, а ближе не было воды. Хотя и искали, землю бурили в низких местах, где, казалось, должна быть она рядом, но напрасно. Местность была высока и воздух здесь был сухой, чистый, душистый и здоровый.
Водовоз подвозил родниковую воду в сорокаведерной бочке и сливал её в большой чан с медным краном. Под краном в лужице гудели осы, подлетая к воде. Рядом по опушке березняка тянулись бахчи с арбузами и дынями, за ними - картофельные поля.
Дач было немного, и они несли  присвоенные им названия: синенькая, серенькая, желтенькая, красненькая, да кроме них ещё тянулись два ряда «номеров». Каждая дача была семейная, вместительная, по несколько комнат со светлыми окнами и просторными широкими верандами. Двухкомнатные номера (всего 16) тянулись по одной линии и имели отдельные террасы с крылечками, украшенными росписью - узорами из листьев рябины.
Шумным цветником суетились дачники, пробуждавшиеся часам к десяти утра, когда солнце высоко стояло на небе. Открывали двухстворчатые ставни, распахивали окна, выносили кипящие самовары, тут же ставили на траве - и дымило  гнилушками, пока не закипало-фыркало через верх. А кухни стояли отдельными тесовыми избушками. 
На лужайку выползали детишки, собирались в кружок  нарядные женщины с белыми зонтами, в разноцветных домашних платьях, мужчины в накрахмаленных сорочках с перекинутыми подтяжками, садились под дубы, разговаривали.
Сережа и Нина - старшие дети капитана - выезжали верхом с конного двора на прогулку на Сером и Снегурочке. Кони, раскачиваясь и отбивая окованными копытами такт, удалялись по дороге, пересекавшей поляну и скрывались за лесом.
            На большой террасе крайнего номера трое мальчиков - младшие дети капитана - сговаривались идти в лес для исследования  троп и каменоломен, которые они же открыли во время предшествующих своих путешествий. Они брали с собой перочинные ножи, спички и сверток с пышками. Путешествие, которое они совершали на палочках верхом, было очень интересным, заманчивым и обещало купание в дальних прудах.
До Рокотовки было расстояние  в двенадцать километров. Дорога от Кумысной Поляны вела мимо замка католического архиерея и уходила безлесными засеянными полянами в равнинную даль. Местами встречались одинокие кущи деревьев, трепетавшие листьями на знойном степном ветру, а дорога всё шла, шла и вела, казалось, к горизонту. Облака низко спускались к земле и белели. 
Если пройти крутую гору, то она оканчивалась обрывистым спуском, на котором, когда  прогоняли стадо коз и овец, поднималось целое облако густой пыли, а из него далеко слышалось разноголосое громкое  блеяние невидимого стада.
Бараны с завитыми рогами несли между ног тяжелый груз, и у овец топырились налитые вымена. Маленькие ягнята старались на ходу ухватиться за торчащие сосцы, но их отпихивали бегущие ноги, и иногда они кувыркались в пыли, стремительно вскакивали и спешили вперед вприпрыжку, подкидывая пухлые зады.
            Курдюки у овец болтались вправо-влево и лохматились кудрявой шерстью, тяжело отвисая книзу, точно лишний неприятный груз.
А внизу, в ущелье сразу под горой  - зелёная темень леса, зелёный мох у холодных, чистых, прозрачных родников  с навесами и часовней,  деревянные желоба, несущие водяной поток в сверкающие зеркальные пруды, по берегам которых  разрослись богатые плодовые яблоневые сады и стройные тонкие  деревца лиловой сливы, кусты крыжовника, смородины, малины. 
           Дальше располагалось громадное село с зеленоголовой церковью, кузней посередине, улицами с рядами рубленых изб, а местами  и хибарок с замазанными глиной клетями, плетнями вместо заборов и прямой изгородью вдоль широкой проезжей дороги.
           Саратовская песня свила здесь свою колыбель: далеко слышатся отголоски её , залихватские  напевы на мотив «золотишки-золотишкой».
Широкая терраса дачи, обшитая вагонкой, крытая старыми вагонными крышами, кончалась ступеньками, ведущими в цветник с клумбами. Бархатные пионы, острые хризантемы и астры, душистые белые цветы табака, фиалковые анютины глазки мешались здесь в разноцветный ковер, по которому были раскиданы садовые скамейки  с отлогими изогнутыми спинками.
На  террасе  стоял  большой  и длинный стол, покрытый несколькими клеенками, поверх которых обязательно настилались длинные скатерти, когда сходились сюда гости.
            Несколько дверей с террасы вели внутрь дачи. Перед ними встречали гостей настороженные тощие породистые  охотничьи псы  (как водится, обладатели золотых медалей, серебряных кубков и грамот, полученных на выставках в своем губернском городе или Москве): пойнтер Бой - бело-коричневый стройный гладкошерстный крепыш с сильными мускулистыми ногами, Чибоит - вышколенный кобель с чутким мокрым носом, и Матильда - сеттер-лаврей, спортивная собака с длинной, шелковистой, черно-белой  с крапинками  шерстью и длинными мягкими ушами.
Все собаки с виду ласково виляли хвостами, но нельзя было робеть, иначе они быстро сменяли кажущуюся  милость  на ярый гнев и оглашали воздух отрывистым грубым лаем - пока хозяева не подоспеют на выручку и не скажут «ТУБО!» (так как эти собаки понимали только по-французски) 
В комнатах чувствовался сильный запах яблок. Яблоки лежали здесь в ящиках комодов и в ящиках под кроватями, на письменном столе, на полках вперемешку с книгами, и их кисло-сладкий запах покрывал собою все оттенки запаха, которыми пахнет жилье: запах старинных суконных материй, платья с примесью нафталина, новой обуви, и даже тонкий аромат дамских духов.
            Еле слышался здесь запах отдаленной кухни, помещающейся внизу в полуподвальном этаже. Там  варилось, жарилось и пеклось множество блюд, заказанных хозяйкой из дикой птицы:  куропаток, косачей, тетерок и жаворонков, приносимых заядлыми охотниками - хозяином и его сыновьями.
            Хозяин имения Ефим Кондратьевич Захаренко был бравый полковник, коренастый, с рано облысевшей большой круглой головой, с солидным животом, на широко расставленных ногах, с важной, но бодрой походкой - чрезвычайно энергичный деловой человек и усердный служака. Служил он на станции Саратов, военным комендантом жандармерии .
  Имение в Рокотовке  им было приобретено недавно, после продажи отдаленного Варшавского имения, перешедшего к его жене после смерти бабушки. Рокотовское имение находилось на выезде, под городом Саратовом. Оно было удобно построено, но  главная ценность заключалась в садовом хозяйстве.
Полковник и его младшие сыновья  вначале сами участвовали в работах: обмазывали стволы, подпирали поникшие яблоневые ветви жердями, следили за сбором урожая в корзины деревенскими девушками-поденщицами, за упаковкой и отправкой яблок скупщикам, появлявшимся чаще всего из местных крестьян. Так продолжалось до тех пор , пока не показалось им слишком в тягость, и тогда было решено  сад сдавать арендатору.
            Это, однако, лишало своей прелести приобретение имения, поэтому было решено оставить  себе лучший уголок сада для личного пользования. Да и весь сад был им ни к чему, так как он, по разговорам,  имел парковое значение, бывшее не к лицу занятому служаке и его учащейся молодежи.
            Однако младший сын полковника Николай сильно пристрастился к садоводству. Задушевно и с увлечением занимался он здесь работами, так что обликом своим стал выдавать скрытые в себе свойства  и призванье сильного хозяина.
             У Захаренко было четыре сына. Все они учились в гимназии и впоследствии окончили ее с большей или меньшей успешностью. Старший сын Евгений поступил на юридический факультет и жил в Москве, куда ему родители посылали достаточно денег. Он был избалованным и женатым человеком, росшим в роскоши. Второй сын Валентин учился в Саратове в медицинском институте. А третий сын Сергей только что поступил в Горный институт и был большой математик и любитель геологии. Он жил в Санкт-Петербурге.
Весь этот дом и усадьба с садом, конюшня с выездным фаэтоном-коляской, птичий двор с индюшками, гусями, утками, и курами, павлин на заборе и зеленый говорящий попугай в клетке, рояль, пианино и множество струнных музыкальных инструментов, удобные кресла-качалки, и все, что здесь кипело-бурлило - это все ютилось  вокруг доброй  хозяйки  дома, полной и добродушнейшей Марьи Николаевны. 
Как  была прекрасна жизнь, когда её направляла и вдохновляла эта прекрасная, добрая, умная, хозяйственная и до всех приветливая женщина со своим мелодичным музыкальным звонко-певучим  голосом! Так и видишь её читающей в широком кресле, и пышное платье складками обнимает её вокруг, точно она окутана вся бешпетом  , кружевами и лентами. Пенсне в золотой оправе на золоченой цепочке придавало ей солидность, и пышный сибирский кот - её любимец - нежился у неё на коленях, и сафьяновой туфель её опирался на  подставную скамеечку. И что бы она ни читала, в чтении ею  изучалась и  оценивалась жизнь, которую она беспредельно любила и украшала с большим уменьем.
                                                                                  Георгий Михайлович Ветвицкий
                                                                                 Воспоминания
 
Текст написан Хорошевой Еленой Викторовной, внучкой Георгия Михайловича Ветвицкого.
 
Поляна лесника Данилы.

Летом 1950 года Д.С.Худяков (тогда 22-хлетний) и его товарищи-туристы около двух недель жили на кордоне лесника Данилы в кумыснополянском урочище Лаптев Сад. Здесь группа молодых студентов, в числе которых был и Энгель Викторович Постнов с фотоаппаратом, готовилась к велосипедному походу по Крыму и Кавказу. Участники похода состояли в студенческом обществе СГУ "Наука" (впоследствии "Буревестник"). 

Кордон лесника Данилы (5-6 строений) располагался на поляне (ср.абс.выс. около 284м) в юго-восточном углу 23-го лесного квартала в 100-150 м к югу/юго-западу от знаменитого дуба-великана, сейчас уже 200-летнего. Этот участок леса и кордон принадлежали тогда учебно-опытному лесхозу "Лысогорская Дача" саратовского СХИ. 

Сам лесник Данила, которому в 1950м году было на вид около 50 лет, жил в небольшом домике вдвоём с дочерью. Тогда ей было лет 15-16. Молодые туристы, гостившие на кордоне, звали лесника "дедом Данилой". Он был среднего роста, сухощавый, обликом великоросс. Лицо имел не круглое, не скуластое, скорее, среднеевропейского типа. Кожа на лице загорела, загрубела, как и у всякого, кто постоянно в любую погоду бывает на открытом воздухе. Возможно, носил небольшую бороду. На войне лишился руки. Телогрейка, топорик за поясом, кирзовые сапоги. Говор лесника был обычным для Саратова. 

Д.С.Худяков вспоминает одно из основных правил лесника Данилы обязательное для гостей: "с топором в лес не ходи". Было разрешено собирать сушняк диаметром менее 8 см. Дрова, превышающие этот показатель, числились "государственными". За них нужно было платить какую-то сумму лесничеству, поскольку это уже считалось лесозаготовками. 

Туристы-постояльцы жили в деревянном доме с мезонином (верхним полуэтажом) и балконом. Это была типичная для рубежа 19-20 вв. загородная дача, находившаяся метрах в 30-50 к северу от домика, в котором обитал лесник с дочерью. Кроме жилых построек, на поляне располагались и хозяйственные - два сарая. 

На севере и западе поляна соседствует с влажным и тенистым верховьем короткого (трёхсотметрового) оврага Стародуб. По его тальвегу лежат два небольших пруда, разделённых земляной дамбой. У верхнего из них, меньшего по площади, но обычно более глубокого, стояла банька, возле которой, возможно, был и колодец. Сейчас пруды наполняются, по-видимому, талой и дождевой водой. Нередко они почти полностью пересыхают. Насколько существенна роль грунтовых вод в режиме питания этих водоёмов - нам неизвестно.

В 1955м году кордон, вероятно, ещё существовал и исполнял свои охранные функции. Умер лесник Данила предположительно в 60-е гг. К началу 70х годов на поляне сохранялись лишь остатки построек. Известно, что дочь лесника, носившая какое-то простое русское имя, впоследствии работала на одном из заводов на Дачных. Возможно, это был "Тантал". 

Нам, к сожалению, не удалось выяснить ни фамилию лесника Данилы, ни подробности его биографии. Здесь изложено то немногое, что нам известно об этом замечательном человеке.